Мои предки были священниками, церковными старостами, крестьянами, графами Левашовыми - и только в крови одного таилась страсть к рисованию. Прапрадед был богомазом, в середине 19 века он расписал церковь в Осташкове, она не простояла долго - во время войны ее разрушили немцы. Но каким-то чудом сохранилась икона - Николай Чудотворец, сделанная в его мастерской - и она висит передо мной.
Первые три года своей жизни я провел на территории больницы Скворцово-Степанова. Бабушка работала медсестрой на одном из отделений и она часто брала меня маленького туда с собой.На стенах висели большие аквариумы с зеленоватой водой, в которой беззвучно скользили полосатые скалярии, а по коридорам беззвучно слонялись больные. Мама, отец, бабушка и я умещались в двух комнатках в двухэтажном деревянном доме. Мое воспоминанье уносит в то прошлое и я слышу скрипенье огромных деревьев, крики ворон, я помню сумасшедших в больничных серых халатах, которых выводили гулять в специально отведенную площадку. Все было пропитано аурой нереального мира - мира видений, бреда, страстных желаний, необычных событий. Возможно поэтому то, что со мной случалось в последующем становилось своеобразным продолжением этого странного бытия, столь похожим на сон.

Когда мне было пять лет, я впервые встретил художника. Это было лето. Евпаторий. Зеленые волны Черного моря падали на берег. Асфальтовая дорожка , по которой ползали блестящие улитки, привела меня к шаткой фанерной коморке. Я заглянул в открытую дверь. На стульчике сидел бородатый мужчина и водил кистью по холсту. Я был потрясен его умением рисовать, изображать предметы, лица, меня привлекал запах красок и сам художник представлялся волшебником. Хотя на самом деле это был обычный оформитель, который подрабатывал, раскрашивая афиши для местного кинотеатра. Но я не знал этого - я видел в нем мага и кудесника. Он умел рисовать - и это было главное.

Мама и отец не умели рисовать, и , наверное чувствуя мою еще неосознанную потребность в изобразительном искусстве, они водили меня в Эрмитаж и Русский музей. Мое детское воображение поразили картины Айвазовского, и особенно завораживала мощь нарисованной зеленой волны, которая готова была упасть на зрителя и увлечь его в свои глубины. Чем-то картины напоминали огромные аквариумы. Не хватало только полосатых скалярий, которых я видел у бабушки на отделении. Вскоре я завел свой собственный аквариум и часами просиживал перед ним, созерцая плавные движения водных обитателей. Чем-то этот подводный мир завораживал и тянул к себе..

Наступил июнь 1974 года, года тигра. Я пришел из школы, аквариума не было. 100-литровый сосуд со всеми обитателями упал на пол. Изумрудный мир разбился. Я не знал тогда, что это был знак потрясения. Через несколько дней я поехал купаться на залив с другом в небольшое место под названием "Солнечное" туда, где до сих пор стоит на берегу детский городок с небольшим водоемом, крепостью и фигурами острова Пасхи. Кто и зачем захотел их поставить в этом месте остается непонятным. Стояла жаркая погода, светило солнце и хотелось побыстрее окунуться в воду. И я нырнул.

Помню зеленовато-желтый мутный свет, который проникал сквозь поверхность воды. Я лежал под этой водой и не мог пошевелиться. Пробивались лучи солнца - мне казалось, что слышал смех на берегу и играла музыка. Но это было там за гранью. Я как бы смотрел на мир с той стороны. Мне хотелось дышать, а я не мог встать. И никто не мог мне помочь. Я понял, что это конец. Я увидел лица мамы, папы, бабушки - мне стало жалко их, когда я представил , что они узнали, что меня больше нет. Но удивительно - ужаса и страха не было. Кружилось вокруг чувство грусти. Так я умер.
А потом я родился, но то была другая жизнь. Я очнулся от пронзительного крика какой-то девица: "Утопленник! Утопленник!" Мой друг все-таки вытащил меня на остров, на котором стояли сумрачные скульптуры идолов далекого Рапа-Нуи и меня прислонили к ним. И образы этих статуй до сих пор стоят у меня перед глазами… Я погрузился в темную фантасмагорию.

У меня был сломан позвоночник. Полный паралич. Как картинки из бреда я видел больничные кровати, врачи, медсестры, заплаканное лицо мамы, почерневшее лицо отца. Все это напоминало сон, из которого я почему-то никак не мог проснуться. И единственной реальностью был потолок палаты с подтеками, трещинами - это все что мог видеть. Я часами рассматривал и находил на нем сказочные пейзажи, города, где бродили фигурки людей и необычных животных. В одном месте темный узор потолка походил на тигра, который собирался прыгнуть, а в другом – плыл хрустальный корабль. Хотелось ступить на мостки, подняться по лестницам и куда-то плыть подальше от этого дурного сна. Моим родителям врачи сказали, что у меня нет никаких шансов выбраться из этого положения… Но некто, кто держит наши судьбы в своих руках, взглянул в мою сторону. В ногах и руках через несколько месяцев стали пробуждаться движения. Я даже начал пытаться рисовать, привязанным к руке карандашом, а я хотел нарисовать тигра, того, который сидел на потолке. Но получались лишь каракули.

Потом спустя много лет поехал в Западый Берлин с выставкой своих картин я увидел другого тигра. Меня пригласили в цирк, все было мило и интересно, и вдруг, не могу точно сказать что произошло, но я оказался вплотную к самому что ни есть настоящему тигру и он держал в своей пасти мою руку. Я чувствовал как пальцы касаются горячего нёба, жесткого языка, я чувствовал его клыки, жаркое дыхание. На меня смотрели его безжалостные, холодные глаза, а во мне опять не было страха. А эти черные глаза словно говорили: ты помни, что я рядом, я здесь и клыки мои наготове и ты должен быть достоин моих даров и я отпускаю тебя. И он отпустил меня.

Творение картины - это загадка. Энергии , которые выходят на поверхность листа - таинственны. Сам художник далеко не всегда может сказать точно, откуда берутся его образы. Бывает так, что месяцами сижу перед чистым листом и не могу выдавить из себя ни капли фантазии, а то, что возникает, скучно и банально. Зато , когда пробуждается огонь внутри тела и растекается по рукам, пальцам и застывает в линиях и пятнах на холсте, бумаге, я испытываю настоящую свободу.

Нет преграды, которая могла бы меня остановить, ничто не может отвлечь, даже если вокруг будут рушиться стены. Когда идет работа такой интенсивности, то в какой-то момент я перестаю сознавать свое авторство. Кажется, что истинный творец вне меня и через мою руку он посылает импульсы, энергию, а я лишь посредник. И то, что возникает для меня столь же удивительно, как и для другого человека.

Когда беру в руки белый лист бумаги или чистый холст, испытываю наслаждение, которое может испытывать только художник. Это наслаждение, в котором и есть чувства власти над этим куском пространства: ";я могу сделать здесь все, что я ни пожелаю"; чувство свободы, такой свободы, которой в обыденной жизни нет. Есть и родительские чувства: вот сейчас будет рождаться нечто, что имеет мои гены и ауру, но имеющее свою способность к самосвечению. Да и что греха таить есть и чувства гордыни, которые могут возносить художника в его мыслях и на уровень творца бытия. Художник - царь и Бог. И это не только метафора. Он действительно творит нечто, что раньше не существовало, творит новый мир, новое царство, в котором проистекает своя собственная жизнь. Белый лист в руках писателя, поэта - это то, на чем можно писать, лист не меняет своей качественной структуры. Художник преображает эту поверхность. Создается странное отражение, возникает иллюзия глубины, движения. Художник прорывает поверхность и как бы творит за материальной гранью. Словно окунает руки в сверкающие воды метафизического мира.


Приступая к своей работе художник до конца не осознает идею картины. Как листва скрывает ветви и ствол дерева, так и облако чувств облекает со всех сторон конструкцию замысла. Исчезают вопросы для чего он все это делает, для кого и зачем. Есть сильнейшее чувство, страстное желание, но и в тоже время концентрация и воля. Главное, что подспудно заботит - это достижение адекватности между своим "Я, которое внутри" и "Я, которое наружи - на плоскости". И еще художник должен быть бесстрашным в момент творчества - чувство свободы и смелости позволяет на какие-то мгновения удержать в руках птицу фантазии. Картина аккумулирует в себе ту энергию, которую переживает, испытывает художник в момент творчества. А далее картина начинает жить своей жизнью. И это мистический феномен. Картина воздействуют на окружающий мир. Я был свидетелем мелких безобразий, которые совершали мои работы. Иногда они просто выводили из строя компьютерную технику, когда их пытались сканировать. На персональных выставках лопались водопроводные трубы и некоторые мои творение плавали в кипятке. Случались небольшие пожары, но, слава богу, воздействию подвергались только материальные предметы.

Белый лист перед художником - это уникальность. Уничтожь картину и никакие копии, репродукции не смогут ее заменить. В этом есть что-то от уникальности каждой капли сознания. Картина - это нечто похожее на жизнь, но оно не является привычной жизнью. Как и всякое живое состоит из противоречий, из соединения светлого и темного, радостного и мрачного. Картина - не рассказывает о жизни, но показывает ее. И в тоже время показывает не как зеркало. Картина дает возможность художнику передать другим людям состояния чувств и мыслей, передать что-то такое, что на простом языке выразить невозможно. В чем же проявляется жизнь картины? Прежде всего в непознаваемости до конца, когда при долгом соприкосновении с человеческой душой остается область тайны. В картине происходит переплетение абстрактного, фантастического с реальными чувствами, мыслями, реальными предметами и событиями. Мир картины длится на неуловимой грани бытия и небытия...